Глава 9

До обеда я дотянула худо-бедно. А в перерыв Ритка утащила меня в кафе подальше. Пообедали на скорую руку, и она пересела на диван поближе ко мне:

— Ну? Что это «Письмо счастья» означает? Тихомиров в самом деле — отец Богдана?!

— Рит, ну кто отец, если он подаёт в суд? — довольно нервно спросила я, и Сазонова поняла, что задавать глупых и очевидных вопросов не стоит. — Он случайно стал его донором. Получается, биологически — да, отец.

— Вот это новости… — брови Ритки скрылись за чёлкой от удивления. — Но как это вышло?

Я коротко пересказала диалог с Давыдовым, а потом и встречу с Игорем лично. И о том, что закончилась она не очень-то хорошо…

— Клон, значит… Медики уже начали воплощать в жизнь своё мега-открытие.

— Да, клон, — подпёрла я подбородок рукой.

— Тогда это объясняет, почему вы оба попали в один и тот же центр. Только там занимаются данным вопросом. Ты еще и деньги немалые отдала за беременность.

Подруга не знала всех подробностей. Но теперь смысла утаивать я не видела.

— Рит, я не платила за ЭКО.

— По мед. показаниям сделали бесплатно? — догадалась она.

— Да. И сказали, что эмбрион создан не совсем стандартным способом. Но он обычный ребёнок. Мне хотели подсадить другого клона. Но ошиблись, и оплодотворили сыном Игоря. Такая вот история.

Сазонова вздохнула и почесала задумчиво макушку.

— Вот уж точно — история. Хоть кино про вас снимай. А потом он узнал как-то про ошибку и вышел на тебя?

— Да. Я не знаю как, но узнал. Теперь он требует права на ребёнка и опеку над ним, потому что у матери нет своего жилья.

— Ну подожди расстраиваться, — погладила меня по плечу Рита, видя, как я дёргаюсь. — Там обязательно будет психолог, который оценит положение вещей и поймёт, что он Игоря вообще не знает. Не отдадут ему Богдана. Пусть и отец, но он ему чужой, а ты мать.

— Правда? Психологи могут вступиться? — тут же уцепилась я за эту информацию как за спасательный круг.

— Конечно. Это же травма для ребёнка.

Я смотрела на нее, а спазм, сжимавший внутри органы всё это время, ослаб и отпустил. Дышать стало легче. Может и правда, не всё в этом мире можно решить деньгами?

— Но адвоката найми. Так вернее будет.

— Найму, — кивнула я. — Сегодня же займусь этим.

Мы немного помолчали, а потом Ритка снова заговорила:

— Нет, нууу… С одной стороны, я могу его понять.

— Игоря? — вскинула я брови в удивлении. — А меня кто-нибудь попытается понять в этой жизни?

— Да не бузи, — осадила меня подруга. — И тебя понимаю. Но ты не знаешь, какая была трагедия с его семьёй? Иначе бы так не говорила.

— Откуда бы мне знать? Мне не было это интересно.

— Да я тоже не коробочка для сплетен, просто я-то работаю давно здесь. И эти все события разворачивались при мне. Тихомиров пытался скрыть всё от прессы, но разве это возможно?

— И что с ним произошло? — спросила я, понимая, что речь сейчас пойдёт о его сыне.

— Ну про его ребёнка ты уже поняла. Но началось с того, что его жена разбилась на машине, вместе с водителем. Мальчик тогда еще был совсем маленький, и уже болел. Чем — никто не знает, Игорь ненавидит об этом говорить и скрывает подробности — ну ещё бы. Так вот, после потери матери, болезнь ребенка стала прогрессировать. Он искал способы помочь сыну, всё перепробовал, видишь, даже клона пытался сделать. Но ничего у него не вышло, и деньги никакие не помогли. Это было как раз четыре года назад. Когда ты забеременела.

Слушать это было очень тяжело. Мне вдруг стало больно за Игоря. Грустно и страшно за маленького мальчика, которого не спас даже такой всесильный папа. Невольно на глаза набежали слёзы. Ну за что мир так несправедлив? Даже к детям.

— Очень печально. Я бы никому не пожелала такой доли.

— Ну да. С тех пор он один. Успокоился, пришел в себя, вернулся к делам. Только зверем рычит, когда речь заходит о еще одной жене и ребёнке. Наверняка, ему говорили родные — женись снова, пусть жена родит тебе другого. Перестанешь так страдать. Но он никого не слушает. Тихомиров всегда всё делает по-своему. Теперь понимаешь, как его накрыло, когда он увидел Богдана? Как-то же он о нём узнал.

Кивнула. Руки дрожали от всей этой истории. И в моём сердце настырно поселилась жалость к этому мужчине, прямо ничего не могла поделать с собой. Стала смотреть на ситуацию иначе.

— Я понимаю. Мне безумно жаль его, но ведь он должен понимать, что мой Богдан — не лекарство от боли? Он даже по характеру, наверное, совершенно другой. Богдан — не его сын. По крайней мере, не тот же самый.

— Думаю, понимает. Но его бомбануло, Вера. Поэтому всё так.

Мы снова помолчали. Нет, он все же меня бесит больше, чем жалко его. Меня Игорь не пожалел. Он заставит, по сути, пройти всё тоже самое меня! А ведь должен тогда понимать, что это такое и что я испытываю сейчас.

— Я всё равно не отдам ему Богдана миром, — упрямо вскинула подбородок.

— Может, ты тоже слишком категорична, Вер?

— В смысле?

— Ну почему бы не дать ему шанс подружиться с ребёнком?

— Ну уж нет, — обрубила я Сазонову. — То, каким способом он требует права на него, меня злит. Это не Игорь нужен Богдану, а Богдан Игорю. А за сына отвечаю я. Вот пусть сначала попросит нормально.

— Подумай, Вера. Всем нужен папа, так же как и мама. Другие судятся, чтобы признали отцом насильно, а ты вашего внезапно нарисовавшегося папашу гонишь.

— Потому что он угрожает. Работы лишу, квартиры. Это что — способ борьбы с женщиной? С матерью, если уж на то пошло, его ребёнка?

Я возмущена была просто, что Рита вдруг стала защищать Игоря! Меня бы кто защитил от него.

— Я думаю, это всё-таки эмоции. Он не ублюдок, такого не водилось за ним никогда. Просто ты сразу ощетинилась, резко отказала. И тебя можно понять, и его. Подумай также и о том, что Тихомирову ничего не стоит не только разрушить твою жизнь, но и устроить.

Устроить? Задумалась невольно.

Ну вообще-то, да. Если бы мы решили вопрос мирно, наверняка, он бы устроил жизнь Богдаши, а значит, и мою.

— Боюсь, что если позволю ему получить права, он совсем заберет сына у меня. Вон, уже и опеку требует…

— Требует? Пусть. Он может миллион долларов от тебя потребовать, но это не значит, что он их получит. Суд и психологи разберутся. В нашей стране очень защищают права матери, потому что это напрямую влияет на психику ребёнка. Так что не факт, что опеку отдадут ему, даже если он лишит тебя всего. Но звучит не очень, конечно. Однако, ты Вера, уже постаралась для этого. Ты хорошо подумала, в кого ты ручки швыряла, м?

Опять стало стыдно. Наверное, Сазонова дело говорит, и эти стороны проблемы я даже не видела, пока она не сказала. Псих меня начал отпускать, и я стала оценивать ситуацию более трезво.

— Я не хотела. Он сам напросился, — теребила я смущённо в руках салфетку.

— Не хотела, но кинула.

— А ты бы что сделала? — вскинулась я. Все против меня! — Молчала бы сидела? А если бы твоего Димку попытался отнять один из участников привилегированного списка нашего союза компаний, ты бы как поступила?

— Нет, не молчала бы, — отбила Сазонова. — За своего Диму я бы выгрызла ему бронхи!

Её глаза загорелись праведным гневом.

— Серьёзно? А меня что тогда ругаешь?

— Блин… Ну это же Тихомиров…

— Да хоть принц Персии! Я ему ребёнка не намерена отдавать.

— Это понятно. Но ты не забывай, что у тебя сына требует не кто-то, а Игорь. Даже лучше бы принц Персии требовал. Было бы проще. Лариса не знает?

— Нет ещё.

— Надо сказать. Все равно узнает.

— Скажу.

Мы обе погрузились в невесёлые мысли. Рита не знала, что ещё на всё это сказать, а я просто нервничала.

— Как у вас всё сложно, ребята. Мой тебе совет, Верунчик, иди на эту досудебную беседу не с враждебным настроем. Попытайся его услышать. Ты сейчас на эмоциях, соображаешь не очень хорошо с перепугу — уж извини, но я-то тебя знаю. Постарайся успокоиться, и думай о том, что ребёнку Игорь зла не желает. Он любил сына, а теперь, возможно, сможет полюбить и твоего. У Богдана появится папа, у тебя — защита. Это ведь совсем не плохо. Ты разве не задолбалась тащить всё на себе? Он может твою ипотеку погасить за пятнадцать минут. Один звонок — и всё. Он может её даже просто списать, это ведь его комплекс! Для него это не деньги. Подумай об этом.